на свете хотя бы один такой злобный враг? Я‐то думал, у нас с тобой все только в добрых друзьях». Ну, тогда я без лишних слов беру этот листок и прямиком направляюсь с ним в ваш превосходный неописуемо дом выражать своё мнение. Это подлый и грязный трюк. Ни один джентльмен так не сделал бы. Вот и всё. Сказал, и навроде бы полегчало. Доброй вам ночи, юные сэры.

Он развернулся, собираясь уйти. Про охватившие Освальда чувства рассказывать вам не стану, скажу одно: он очень надеялся, что Дикки чувствует то же самое и поведёт себя соответственно. И Дикки именно так и сделал, одновременно обрадовав и удивив брата своим восклицанием:

– Нет! Погодите минутку! Я совсем не подумал о вашей бедной девчушке!

– А её младшенькому-то всего три недели от роду, – сердитым голосом сообщил старик.

– Но я действительно не хотел ничего плохого, кроме как отомстить носильщику. Клянусь честью!

– Он просто свой долг выполнял, – упрекнул старик.

– Ну, я прошу у вас прощения. И у него тоже. И впрямь получилось не по-джентльменски. Мне очень и очень жаль. Постараюсь загладить вину. Простите меня, пожалуйста. Мне хотелось бы никогда в жизни такого не делать. Вот.

– Ну-у… – протянул старик. – На этом и остановимся. Может, хоть в другой раз задумаешься, кто пожнёт плоды твоей мести.

Дикки пожал ему руку, и Освальд – тоже.

А затем нам пришлось вернуться к остальным и рассказать им всё без утайки. Не скажу, что нам это далось легко, хотя потом, когда пришёл черёд откровенного признания отцу, разговор с сёстрами и младшими братьями уже не представлялся нам испытанием – не труднее, чем кекс съесть, запивая его лимонадом.

Нам всем стало ясно (хотя первым сообразил это Ноэль), как загладить вину перед Джеймсом Джонсоном, его «бедной девчушкой», тестем и младенцем, которому от роду только лишь три недели. Для этого годился один-единственный способ. Следовало отправить им корзину со всем тем содержимым, что значилось в описи, продиктованной чувством мести, но только содержимым настоящим. Затруднение состояло в том, что у нас было тогда на всех лишь шесть шиллингов и семь пенсов. Пришлось поставить в известность отца. И вообще, чистосердечное признание, как известно, облегчает душу.

Отец, конечно, много чего нам высказал, однако человек он замечательный. И никогда не ругает больше, чем требуется. В итоге он выдал нам карманные деньги на месяц вперёд, которых хватило на настоящую «красавицу в цепях» и прочую снедь, а вином нас снабдил отец. Это были четыре бутылки портвейна, потому что, по его мнению, портвейн был полезнее «бедной девчушке», которая всего три недели как родила, чем ром, херес и игристое.

Мы не решились снова отправить посылку через бюро перевозок. Во-первых, боялись, как бы её не сочли новым розыгрышем. Во-вторых, нам захотелось самим отвезти её в кебе, чтобы увидеть семейство носильщика, когда оно получит корзину. А в‐третьих, мы надеялись (во всяком случае, Дикки надеялся) поговорить с носильщиком и его женой и ещё раз, уже лично, попросить у них прощения.

С этой целью мы сперва обратились к нашему садовнику, чтобы уточнить рабочий распорядок Джеймса Джонсона и дни, когда его наверняка можно застать дома, а потом уж поехали.

Из кеба сначала вышел один Дикки, сказал, что собирался, а затем мы внесли корзину.

Старик, его дочь и носильщик были с нами ужасно милы.

– Ой, святые ж угодники! – воскликнула жена носильщика. – Я так считаю: что было, то прошло. И не случись бы того, ни в жизнь нам не получить подарок ваш этот сегодняшний замечательный. Не убивайтесь больше об этом, сэр. И огромное вам спасибо.

С тех пор мы с ними и подружились.

Некоторое время у нас было очень мало карманных денег. И хотя идея с корзиной мести принадлежала Дикки, Освальд не осуждал его и не винил за недостаток средств. Он ведь всегда справедлив, поэтому признаёт, что изо всех сил помогал собирать корзину. Дора тоже внесла свой вклад, хотя вроде бы не участвовала. И в связи с этим автор не вправе увильнуть от признания, что с её стороны это было очень порядочно.

Вот и вся история о «красавице в цепях» и мести Ричарда.

(Полное его имя именно Ричард, как у отца, но мы называем его, для краткости, Дикки.)

Глава 8

Золотая гондола

Дядя Альберта невероятно умный. И он пишет книги. В тот момент, о котором я вам сейчас рассказываю, мы оказались разлучены с ним его бегством в южные края, куда он отбыл, как вы уже знаете, вместе с одной довольно милой леди, на которой вынужден был жениться.

Женитьба его произошла частично по нашей вине, хотя мы к подобному результату совсем не стремились и сперва пожалели, что так вышло, но потом стали думать, что всё, пожалуй, даже к лучшему. Ведь если бы он остался один, мог бы потом, чего доброго, жениться на какой-нибудь вдове, или на престарелой немецкой гувернантке, или на тиранической тётке, подобной мисс Мёрдстоун, вроде двоюродной бабушки Денни и Дейзи, вместо везучей леди, браку с которой мы поспособствовали.

Свадьба состоялась как раз в Рождество, и мы все на ней присутствовали, а после новобрачные отправились в Рим, чтобы провести там время, которое в книгах называют медовым месяцем. Г. О., мой младший братишка, пытался, как вам уже известно, увязаться за ними в качестве содержимого багажной корзины, но был вместе с корзиной утерян в дороге, по счастью, вовремя обнаружен и возвращён назад.

Сплошь и рядом бывает, что о чём бы ни шёл разговор, он как-то вдруг незаметно сворачивает на предмет, занимающий вас больше всего. Так вот наши беседы чаще всего сворачивали на дядю Альберта.

Однажды мы играли в «пройти по всему дому с выключенным светом», или «дьявола в темноте». Играть в это можно, только когда нашего отца и дяди нет дома. Им очень не нравятся вопли, а вопли не в силах сдержать даже самые стойкие, когда среди полной тьмы оказываются в лапах того, чьим именем называется игра.

Девочкам сия забава нравится гораздо меньше, чем нам, но справедливость и равноправие требуют, чтобы они в ней участвовали. Нам ведь тоже приходится – исключительно ради их удовольствия – участвовать в кукольных чаепитиях.

И вот когда вопли стихли и мы, пыхтя, как усталые собаки, лежали в общей комнате на коврике перед камином, Г. О. сказал:

– Как мне бы хотелось,